— Извини, радость моя, не могу. Для таких, как я, миране существует.

Я протянула руку и дотронулась до его лица.

— Ты уже говорил мне, но я не знаю, правда ли это. Тылюбишь меня?

Роман перевел дух, и я внезапно поняла, что гипнотизирую еготак же, как он меня.

— Да. Люблю.

— Если любишь, то сделай это ради меня. Уезжай. Уезжайиз Сиэтла. Если ты это сделаешь, я уеду с тобой.

Я не понимала, что говорю серьезно, пока эти слова несорвались с моих губ. Да, побег был детской фантазией, но если бы я смоглапредотвратить надвигавшееся несчастье, то сдержала бы обещание.

— Ты серьезно?

— Да. Если ты сможешь обеспечить мне безопасность.

— Смогу, но…

Роман отошел от меня и стал расхаживать по комнате, время отвремени взволнованно приглаживая волосы.

— Я не могу уехать, — наконец, сказал он. — Ясделал бы для тебя все на свете, но только не это. Ты не представляешь себе,что это такое. Думаешь, бессмертные жестоки к тебе? Представь себе, что значитвечно скрываться и быть настороже. Мне так же трудно осесть на одном месте, каки тебе. Слава богу, у меня есть сестра. Она все, что связывает меня с жизнью.Она единственная, кого я любил. Пока не появилась ты.

— Мы можем взять ее с собой…

Он закрыл глаза.

— Джорджина, тысячи лет назад, когда еще была жива моямать, мы жили в таборе с другими нефилимами и их матерями. Мы всегда бежали,всегда пытались опередить тех, кто преследовал нас. Однажды ночью… Я никогдаэтого не забуду. Они нашли нас и устроили такую бойню, по сравнению с которойАрмагеддон — цветочки. Я толком не знаю, кто это сделал, ангелы или демоны, нотеперь это неважно. Они одинаковые. Прекрасные и ужасные.

— Да, — прошептала я. — Я видела их.

— Тогда ты знаешь, на что они способны. Они налетели иуничтожили всех. Без разбора. Детей. Людей. Всех, кто был в родстве снефилимами.

— А ты сумел спастись?

— Да. Нам повезло. В отличие от остальных. — Романповернулся и посмотрел на меня. На его лице была написана такая боль, что уменя на глаза навернулись слезы. — Теперь ты понимаешь? Понимаешь, почемуя должен делать это?

— Ты только продляешь кровопролитие.

— Знаю, Джорджина. Конечно, знаю. Но у меня нет выбора.

Я видела, что ему смертельно надоело проливать кровь,участвовать в том, что наложило страшный отпечаток на его детство. Но понимала,что по-другому Роман не может. Спасения нет. Он живет на свете давно, намногодольше, чем я. Тысячелетия страха и гнева подействовали на него. Он обязанувидеть финал этой игры.

«Я сражаюсь с прошлым каждый день. Иногда побеждаю я, иногдаоно».

— У меня нет выбора, — с отчаянием повторилон, — Но у тебя он есть. Я хочу, чтобы ты уехала со мной, когда всекончится.

Выбор… Да, выбор у меня был. Между ним и Картером. Впрочем,а был ли? Могла ли я что-то предпринять, чтобы спасти Картера? Хотела ли я егоспасти? Насколько я знала, за многие годы Картер во имя добра убил бесчисленноемножество детей нефилимов. Может быть, он заслуживал наказания, которое готовилему Роман? В конце концов, добро и зло — дурацкие понятия. Понятия, которыемешают людям. Понятия, на основании которых людей наказывают или награждают зато, что они следуют своей природе. Природе, против которой они бессильны.

Роман прав. Эта система порочна. Вот только как ее изменить?

Мне требовалось время. Время осмыслить происходящее ипридумать, как спасти и ангела, и нефилима, если такое возможно. Но этоговремени не было. Роман стоял и смотрел на меня, воодушевленный своим романтическимпредложением убежать вместе.

Время. Мне требовалось время, однако я понятия не имела, какего получить. У меня не было сил, которыми я могла бы воспользоваться в такойситуации. Если бы Роман решил, что я представляю собой угрозу, я бы не сумела боротьсяс ним. «Нефилим способен прибить каждого из вас». Я не могла уговаривать людейпродавать души, как Хью, и не обладала сверхъестественными рефлексами и силойКоди и Питера. Я была суккубом. Умела менять внешность и заниматься сексом смужчинами. Только и всего.

Только и всего…

— Ну? — мягко спросил Роман. — Что скажешь?Ты поедешь со мной?

— Не знаю, — ответила я, уставившись в пол. —Я боюсь. — Мой голос дрожал.

Обеспокоенный Роман повернул мое лицо к себе.

— Боишься? Чего?

Я посмотрела на него сквозь слезы. Вид у меня былзастенчивый. Даже беззащитный. Во всяком случае, я на это надеялась.

— Их… Я хочу… хочу… но не думаю… не думаю, что намудастся обрести свободу. Мы не сможем скрываться от них вечно.

— Сможем. — Роман, тронутый моим страхом, обнялменя и привлек к себе. Я не сопротивлялась и позволила ему прижаться ко мневсем телом. — Я уже сказал. Я смогу защитить тебя. Завтра я найду ангела,а на следующий день мы уедем. Это легко.

— Роман… — Я посмотрела на него широко раскрытымиглазами.

С видом человека, обуреваемого каким-то чувством. Надеждой.Страстью. Ожиданием чуда. То же самое выражение было написано на его лице. Оннаклонился, чтобы поцеловать меня, и на сей раз я не стала его останавливать.Наоборот, ответила на его поцелуй. Я уже много лет не целовалась просто радитого, чтобы ощутить поцелуй, почувствовать, как мужские руки крепко прижимаютменя к сильному телу.

Я могла бы целоваться так целую вечность, наслаждаясьфизическими ощущениями, в которых не было ничего от жажды суккуба. Это казалосьчудесно. Даже опьяняюще. Места для страха не осталось. Но Роман хотел большего.Когда он увлек меня на ковер, я и тут не стала его останавливать.

Нефилима переполняли страсть и желание, но он двигалсямедленно и осторожно, проявляя удивительную сдержанность. Это произвело на менясильное впечатление. Почти все мужчины, с которыми мне приходилось спать,горели желанием поскорее перейти к делу, поэтому такая забота о моемнаслаждении поразила меня.

Но я не жаловалась.

Он лежал сверху, прижавшись ко мне так, что между нашимителами не осталось зазора, и продолжал целовать меня. Потом перешел от губ куху, провел по нему языком и коснулся губами шеи. Шея всегда была моейэрогенной зоной, когда его умелый язык прошелся по моей чувствительной коже,она покрылась мурашками, и я с трудом втянула в себя воздух. Выгнувшись всемтелом, я дала ему знать, что готова к продолжению, но Роман не торопился.

Он двигался все ниже и ниже, целуя мои груди сквозь тонкуюткань, пока та не увлажнилась и не прилипла к соскам. Я села, чтобы дать емувозможность снять с меня блузку. Заодно он стащил с меня и юбку, и я осталась водних трусиках. Но Роман, сосредоточенный на моих грудях, продолжил ласкать их,чередуя нежные поцелуи с жадными и страстными, грозившими оставить после себякровоподтеки. Наконец он опустился ниже, провел языком по моему гладкому животуи остановился.